CAITRÌONA JEAN LINDHOLM
Кайтрина Джин Линнхольм
brit marling
«MORITURI TE SALUTANT»
ВВЕДЕНИЕ.
◈ МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Генриетта, Британская Колумбия, Канада;
◈ ВОЗРАСТ И ДАТА РОЖДЕНИЯ: Двадцать шесть лет [8 июня 1990 года];
◈ РАСА: Банши;
◈ СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ: Не замужем;
◈ РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: Официантка в кафе «Two Whales».
«EGO TE INTUS ET IN CUTE NOVI»
ИСТОРИЯ.
◈ РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Norman Clark Lindholm // Норман Кларк Линнхольм — отец, пятьдесят один год, человек, смотритель маяка;
Jean Lillian Lindholm (nee Reven) // Джин Лиллиан Линнхольм (в дев. Рейвен) — мать, сорок девять лет, человек, преподаватель музыки в школе Генриетты;
Richard Adam Lindholm // Ричард Адам Линнхольм — дядя, сорок пять лет, человек, путешественник.
◈ ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ:
Кайтрина родилась в семье достаточно маленькой, но крайне своеобразной. Её родители, Норман и Джин, практически всю свою жизнь провели в маленьком городке Генриетта, не имея ни одной маленькой мысли о том, чтобы переехать куда-нибудь в другое место. Норман зарабатывал на жизнь будучи смотрителем маяка, когда как Джин, миниатюрная женщина с белоснежными волосами, учила детей и подростков в местной школе премудростям музицирования. Их жизнь была размеренной и неспешной, и практически ничего не изменилось с появлением на свет их единственной дочери. Имя ей дали, как ни странно, шотландское, когда как фамилия семейства происходит от корней шведских. Признаться, мистер и миссис Линнхольм всегда гордились смешением стольких кровей и далеко даже не десяток раз рассказывали об этом дочери. По отцовской линии в венах Кейт течет шотландская и шведская кровь, когда как со стороны матери — французская и немного австрийская. И пусть девушка никогда особо этого не ощущала, данный факт оставался гордостью их семейства.
Линнхольм младшая росла совершенно обычным ребенком. В меру общительная, в меру замкнутая, чуть избалованная, но не на столько, чтобы не нести ответственности за собственные слова и действия. Похожая на мать внешне как две капли воды, характером она все же пошла в отца. С младших лет девочка проводила достаточно большое количество времени с отцом на рыбалках и в горах, а когда не имелось такой возможности, то садилась на свой велосипед и разъезжала по городку. Ей нравилась эта уединенность также, как и её родителям. С детства Кейт чтила семейные традиции, коих, правда, было не так много. Однако Кайтрина росла отнюдь не ограниченным ребенком — природное любопытство и любознательность порой ставили её родителей в тупик.
И пусть девочке нравилась жизнь в маленьком городке, она каждый раз с нетерпением ждала приезда своего дядюшки, который путешествовал по миру. Примерно раз в год он приезжал, как правило, на семейные торжества, каждый раз с подарками, и после семейного ужина они все вместе садились в гостиной, чтобы Ричард смог рассказать о дальних странах, показывая фото и доставая из своих чемоданов подарки для своей племянницы. И пусть Кейт особо не тянуло за океан, она буквально с открытым ртом слушала эти дядюшкины рассказы, представляя себе те красоты, что в рассказах мелькали.
В школу Кайтрина отправилась также как и все дети. Особо не выделяясь, она ходила на уроки, выполняла, пусть и не всегда, домашние задания, посещала класс естествознания и астрономии. Можно сказать, что ей нравилось учиться, но никакими особыми талантами девочка не обладала. И все же это не мешало ей завести парочку друзей и занять свое место в школьной иерархии. К тому же, за ней периодически присматривала мать из кабинета музыки. Кейт не была конфликтным ребенком, не влипала в неприятности. Просто каждое утро завязывала свои светлые волосы в высокий хвостик, брала учебники под руку, садилась на свой велосипед и отправлялась на учебу.
На тринадцатый день рождения Кейт получила от родителей подарок в виде путешествия к Большому Каньону. Она ждала дня отбытия, и сидя в поезде, который должен был доставить семейство Линнхольм до пункта назначения, чувствовала ни с чем не сравнимый прилив воодушевления. Это было ее первое настоящее путешествие в другую страну, и ей не терпелось это видеть, а потом рассказать о своих впечатлениях дядюшке. На второй день пути Кейт начала испытывать тревожность. Казалось бы, все так хорошо, она стремится к небывалым впечатлением. Но с каждым часом это чувство беспокойства усиливалось, щекотало где-то в области затылка, а затем завладело всем её телом. Она оглядывалась по сторонам, всматривалась в лица пассажиров, но никак не могла избавится от этого гнетущего чувства приближения чего-то страшного. Поздно вечером несколько вагонов поезда сошли с рельсов.
Кайтрина далеко не сразу поняла, что она банши. Осознание этого приходило постепенно, как только начали расти её, так называемые, способности. То в слезах она замечала, что людям вокруг становится плохо. То ощущала некое гнетущее чувство, когда проходила мимо больницы. Ей не хотелось верить в то, что она может принадлежать к миру сверхъестественного. А когда все же она смирилась с этим, девушка откровенно не понимала, что ей делать с этими способностями. Ни среди знакомых, ни среди родственников Линнхольм не имела банши, потому обратиться за помощью было не к кому. Посему был принят единственно верный вывод — стараться жить как можно более обычной жизнью. Она старалась по пустякам не плакать, мимо больниц и кладбищ не ходить, да и не прислушиваться вовсе к зову смерти.
Окончила школу Кейт неплохо, однако решила для себя, что поступать в университеты и уезжать в другие города ей не хочется. Еще будучи ученицей она устроилась работать официанткой в местном популярной кафе, которое делает изумительные блинчики. Жизнь с тех пор течет совершенно ненавязчиво, каждый новый день практически полностью повторяет предыдущий. И Кайтрину это более чем устраивает. Работая официанткой, она всегда в курсе последних событий и всех городских сплетен — девушка сторонний наблюдатель, внимательно слушающий и всматривающийся в лица прохожих.
Ей исполнилось двадцать пять, когда её лучший друг возвращается из Америки. После школы Адам решает, что в отличие от лучшей подруги, он хочет получить высшее образование, потому поступает в Нью-Йоркский университет на факультет искусствоведения. Кейт всегда радовалась успехам Адама, и его возвращение стало настоящим праздником для банши. И как-то совершенно незаметно для себя, она понимает, что влюблена. Вот так просто и незамысловато. И каким удивлением для нее было, что тот парень, который еще будучи мальчиком вместе с ней посещал класс естествознания, лазал по скалам, ходил на рыбалку, оказывается испытывает те же чувства. Недолгое время понадобилось, чтобы эти двое объявили своим семьям о помолвке. Адам отчетливо давал понять, что хочет увезти свою невесту в Нью-Йорк, и Кейт с ужасом и воодушевлением ждала этого часа. Которому, к сожалению, не суждено будет прийти.
Кайтрина до сих пор ощущает по ночам тот леденящий страх, который она испытывала за минуты до происшествия. Она буквально спиной чувствовала приближение смерти, и совершенно не знала, что нужно делать. В самый неподходящий момент впадает в панику, пытаясь хоть как-то предупредить Адама, который лез на скалах на пару метров выше. На её глазах он теряет равновесие. На её глазах камни сверху с огромной скоростью летят вниз. На её глазах рвется трос, который должен был быть идеальной страховкой. Каждая секунда была равносильна вечности, а ощущение приближающегося леденящего ужаса не покидало банши до тех пор, пока её жених ни падает вниз с высокой скалы. Пожалуй, это был самый страшный день в жизни Линнхольм. И на похоронах любимого человека она поняла, что не хочет быть частью сверхъестественного.
Кейт до сих пор работает официанткой в кафе, собирая все сплетни и истории, которые только может. С родителями она больше не живет, пусть на свою собственную квартиру ей не хватает средств, она снимает комнату. Девушка боится смерти и своих способностей. Она старается быть открытой и приветливой, но всё же пережитое оставило на ней свой отпечаток. Как ни крути, жизнь всегда вносит свои коррективы. И всем приходится либо смириться с этим, либо попытаться как-то это изменить.
◈ НАВЫКИ: В качестве банши реализовалась Кейт слабым образом — в связи с отсутствием наставника, который бы направлял девушку, она находится в данный момент в свободном плавании. Как и любая представительница данной расы, она может предчувствовать смерть, что от ее желания в большинстве случаев абсолютно не зависит. Что касается физической стороны ее способностей, то тут Линнхольм еще не наработала тех навыков, которые бы требовались, а действует совершенно по наитию. Обладает неплохой гибкостью, достаточно быстро бегает. Из языков знает кроме родного английского еще немецкий и буквально несколько слов на шведском.
«NUNC ET IN SAECULA»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
◈ ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
» Умеет и любит готовить. Особенно хорошо у девушки получаются черничные и вишневые пироги, а также блинчики с кленовым сиропом;
» По городу в любую погоду перемещается на своем верном велосипеде. Только когда становится совсем холодно, перебирается на автобус;
» С отцом частенько рыбачила и ходила в походы. Хорошо ориентируется на местности и любит лазать по горам;
» Натуральная блондинка. Ни разу в жизни не красила волосы, да и не стремится;
» Любит читать в свободное от работы время. С недавнего времени увлеклась литературой конца двадцатого века;
» Кейт так и не освоила игру на скрипке, которую мать все детство пыталась ей навязать. Однако весьма сносно играет на гитаре, пусть и достаточно редко. К тому же не имеет изумительного тембра голоса, чтобы исполнять композиции на публике;
» Без ума от немого кино. Также обожает фильмы с Одри Хепберн;
» Мечтает посетить Вену.
◈ СВЯЗЬ С ВАМИ:
♫ keaton henson – la naissance
Это начиналось постепенно. Головные боли время от времени сначала просто доставляли небольшой дискомфорт, и ведьма, казалось, даже не обращала на них никакого внимания. Это было сродни тихому гулу на заднем плане, который вроде как заметен, но не доставляет неудобств, и потому к нему просто привыкаешь. Но со временем гул становится все громче и настойчивее, и игнорировать его с каждым днём стало все сложнее. Рут то и дело прибегала к медицинским препаратам, которые дарили ей пусть недолгое, но все же облегчение от этой головной боли, которая, казалось, сверлила ей изнутри черепную коробку. Легче становилось и от алкоголя, потому девушку все чаще друзья и знакомые заставали в достаточно пьяном состоянии, но все же для неё это казалось выходом. Пусть не лучшим, пусть не самым «здоровым», но все же эффективным выходом. И определённо действенным.
С течением времени и ухудшении общего состояния организма, О'Лири становилось не по себе. Вместе с головной болью накатывал и душераздирающий страх перед возможным будущем. Все чаще ею завладевали мысли о матери и ее сумасшествии. Руфь, в отличие от сестры, была уже в зрелом возрасте, когда их мать начала терять себя. Начиналось все так же — рассеянность, головные боли, усталость — и по началу все эти симптомы казались лишь общем недомоганием. Однако совсем скоро симптомы начали меняться: головные боли сменились галлюцинациями, болями по всему телу, а затем и общей депрессией. И ведьма каждое посещение психиатрической лечебницы собственными глазами видит, к чему это может привести. И оттого то и дело по её телу бегают мурашки, как только девушка представляет, что точно так же будет лежать в клинике и глотать лекарства, которые лишь будут поддерживать её жизнеспособность. А так, ничего не будет отличать её от мебели, стоящей в палате.
Головные боли в последнее время усиливались. Аспирин и прочие таблетки уже не помогали, алкоголь же ещё действовал, но в таком пьянящем состоянии находиться постоянно было сложно. А после последнего задания с Дэйвом ночные кошмары все чаще заставляли вскакивать ведьму с кровати в холодном поту, не давая ей выспаться перед очередным сложным днём. Усталость и нехватка сна делало своё дело — очень быстро Рута уже не могла уехать из страны в очередную экспедицию, а после и вовсе не могла выйти из дома. Внутренние страхи набирали обороты, и порой О'Лири боялась даже собственную тень. Состояние девушки не могло не бросаться в глаза Марго и Дэйву, поэтому они то и дело навещали её, хотя сделать что-то существенное не могли. Но как только случаи галлюцинации участились, Марго больше не могла смотреть на страдания сестры, и решение положить её в психиатрическую больницу, как и мать, стало для неё слишком тяжёлым.
Непривычный запах хлорки и медикаментов то и дело врезался в органы чувств, и Руфь ощущала себя не на своём месте. Проводя параллели с матерью, все её нутро противилось находиться в этом заведении, хотя разумом О'Лири понимала острую необходимость в этом. Лекарства притупляли все чувства, делали ведьму податливой и беспроблемной, но кошмары с галлюцинациями то и дело напоминали о себе, и порой не обходилось без смирительной рубашки. Очень быстро мысли слипались в клубок, они пытались, что порой было слишком сложно определить где заканчивалась одна и начиналась другая. Течение времени перестало ощущаться так остро как раньше, и в какой-то момент Руте стало абсолютно все равно, какой сегодня день, какой час и что происходит за стенами клиники. Все некогда важное перестало хранить в себе ценность, ощущения притуплялись, и в конечном итоге ведьма даже привыкла к белым стенам и едком вкусе лекарств на языке. Руфь не имела ни малейшего понятия, сколько на тот момент уже провела времени в этом учреждении, да и как-то не вызывала к этому какой-либо интерес. Из посетителей к ней лишь изредка заглядывали все те же Марго и Дэйв, но нормальной беседы, как правило, не получалось — очень редко ведьма была разговорчивой, и ещё реже — вменяемой. Но все же порой у неё были светлые полосы. Очень редко, но все же были. В такие редкие мгновения она могла спросить, как дела у её близких людях, что у них нового и какие проблемы одолевают. Ей было интересно буквально все, пока лекарства снова не туманят ей мозг, и восприимчивость к окружающему не скатывается полного безразличия.
В тот день, как и всегда, лекарства сделали ее слишком податливой. Врач решил вколоть ей увеличенную дозу успокаивающих, ведь рано утром новые приливы галлюцинаций заставили ее впасть в весьма бурную истерику. Препараты растеклись по выступающим венам, принося с собой гармонию и умиротворение. Однако они не могли принести ей спокойного сна. Казалось, Рута уже и забыла, что такое спать нормально, потому что вне зависимости от ее состояния, кошмары то и дело завладевали её сознанием. Врачи не смогли разгадать эту загадку, и все, что им оставалось сделать — колоть лекарства и ждать. О'Лири сидела на своей койке и смотрела на противоположную стену, буквально сверкающую белизной. В этой палате все было слишком чисто, слишком по-больничному, но девушка уже привыкла. Она смотрела на стену, пока в ее голове все мысли, свернувшись в тугой клубок, не могли никак распутаться. И так она просидела слишком долго, что мышцы без движения начинали ныть. Мужской голос она также услышала не сразу. По началу это казалось лишь эхом, будто бы ведьма была погружена на дно океана, а за толщей воды кто-то пытался до нее достучаться. Но самым страшным было то, что ей было комфортно под этой толщей.
Но какой-то слишком резкий и громкий звук тотчас вытащил ведьму из воды на холодный воздух. Все чувства мгновенно обострились, воспринимая запахи, звуки, холод от ветра, проникающего в приоткрытое окно. И лучше было не замечать все это, чем ощущать так остро. Быстро повернув голову, Рут заметила мужской силуэт. Ей были слишком хорошо знакомы его черты лица, характер его движений, баритон его голоса. Она не могла сразу вспомнить всех деталей, но совершенно неконтролируемая ярость вдруг вспыхнула где-то в области живота, — Убирайся, — Прошипела Руфь, сжимая костяшками своих пальцев железо кровати, на которой она сидела. Фигура Барри все чернела и чернела в ее глазах, приближая очередную галлюцинацию. Столь знакомое и пугающее чувство. Она вдруг снова видит ту блондинку, только на сей раз та была не в одиночестве, искушая полицейского. Тошнота и головокружение усиливались, и девушка вскочила с кровати и уперлась о стену, на которую таращилась так долго. Образы витали в ее голове, причиняя боль, и она не смогла сдерживать стоны боли, со всей яростью ударяя кулаками о стену. Почувствовав на себе тепло его рук, О'Лири отскакивает, будто бы ошпаренная кипятком, — Не трогай меня! Не смей! Убери свои руки! — Она кричит, что есть силы, и отскакивает подальше от него, обхватывая голову руками. Черт, как же она хотела снова погрузиться на дно блаженного океана. Ничего не слышать и ничего не видеть. Лишь чувствовать успокоение, — Оно приближается, я чувствую. Уже не спрятаться, — На нее накатывает волна бесконтрольных страха и паники, и ведьма начинает метаться из стороны в сторону, пока ее голова кружится, а желудок готовится извергнуть утренний завтрак, — Слишком близко, — Но что она подразумевает под этим «оно» так и остается загадкой даже для нее самой.