« as your skin starts to scratch and wave yesterdays action goodbye
tomorrow's only a kettle whistle away in the cold light of day »
♫ in the cold light of morning // placebo

[indent] такая близость к ней обескураживает, поражает - тони пристально смотрит на девушку, боясь сделать даже маленький, незначительный вздох; время, казалось, остановилось, только вот глухое тиканье настенных старинных часов резким стуком отмеряло каждую прошедшую секунду, одну за другой, тяжелым стуком. это монотонное звучание эхом наполняло звенящую тишину лавки, лирично убаюкивая, успокаивая. тони казалось, что впервые за долгое время его ничего не беспокоит - эхо боли и злости мирно затихло где-то в глубине подсознания, будто бы боунс была тем долгожданным лекарством от прошлого. хоть сама и являлась его неотъемлемой частью. ему хочется протянуть ладонь, коснуться ее русых локонов; хочется прижать к себе, как можно сильнее, чтобы стало легче уже давно истерзанному сердцу. рядом с ней тяжело дышать и легко одновременно. парадоксально. непривычно.

[indent] память ненароком кидает в голдштейна воспоминания. ужас в пытливом взгляде сьюзен, когда в тони летит очередной круциатус. он помнит боль, еле терпимую, еле скрываемую. он сжимает зубы так сильно, чтобы не закричать, что, казалось, они крошатся во рту. ему хочется сказать девушке, чтобы она не переживала, что все правильно, так и нужно. лучше так, чем по-другому. лучше так, чем если бы пострадала она. воспоминания эти окутаны белой дымкой; мозг тони уже давно хочет избавиться от этого груза, мешающего жить. не дает это сделать лишь угрызение совести, остатки которой еще хранились в закромах его души. не бойся, все будет хорошо. хочется прошептать ему. на руке все еще зудит место, до которого дотронулась боунс. ему хотелось большего, но незачем говорить об этом. ведь вдруг это желание исключительно его.

[indent] тони нравится видеть тень ее улыбки; он бы мог часами наблюдать за тем, как меняются эмоции на ее милом личике. он всматривается в знакомое лицо, пытаясь уловить даже самые маленькие изменения, но таких находит немного. сью прекрасна, как и пять лет назад, и энтони было бы бессмысленно это отрицать. - хоть какие-то таланты оказались полезными, - он тоже улыбается, принимая из ее рук обратно бутылек с зельем, но сам не отходит. ему нравится эта близость, и внутренне он совершенно не хочет, чтобы что-то менялось. в последнее время он не сторонник перемен, даже на уровне сугубо бытовом.

[indent] но слова девушки вновь возвращают голдштейна к реальности; будто бы окатив его ледяной водой, ее улыбка сходит с лица, возвращая обратно сомнений и внутренней борьбы взгляд. где-то в глубине души он кричит, чтобы это впервые за долгое время радостное мгновение не улетучилось, пусть продлится еще немного, совсем чуть-чуть. но как только сьюзен говорит про дервент, тони внутри напрягается; все мышцы его тела сжимаются в одну единственную натянутую струну, а взгляд тотчас становится серьезным. да, зелья для хорошего сна - это последнее, что нужно было боунс сейчас. внутри он ругает себя за такое детское поведение, но уже ничего не может поделать с этим. он слушает, внимает, оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться в их полном уединении. а потом принимает из ее рук небольшой список. быстро оглядев его взглядом, понимает, что большинство ингредиентов доступны, они есть в лавке. в сердце не возникает ни капли сомнений в правильности помощи старой подруге. не возникает и толики сомнений в собственных действиях.

[indent] - здесь стеллаж с растениями, - энтони указывает на полки ближе к входу в лавку, и быстрым шагом подлетает к ним, чтобы оглядеть содержимое. кажется, есть все необходимое для сьюзен, - так, головка зауныльника точно есть, семена клещивины, сок дремоносного боба, - волшебник брал необходимые мешочки в руки, и потом укладывал все на свой рабочий стол, чтобы отмерить необходимое количество для зелья. только вот одного ингредиента все не было видно, - у нас закончился лирный корень. но если я сегодня отправлю сову нашему поставщику, завтра к вечеру его могут доставить. - тони вопросительно смотрит на боунс, пытаясь понять, как она к этому отнесется.

[indent] далее по списку он подошел к следующему стеллажу с ингредиентами животного происхождения. бубня про себя названия, он собирал все в руках и сверялся полностью со списком сью, - у нас осталось не так много патоки ипопаточника, но тебе на зелье должно хватить, - с переполненными всякими пакетиками и склянками руками он дошел до прилавка и вытащил настольные весы, с помощью которых начал отмерять нужное количество всех ингредиентов, попутно наблюдая за боунс. он искренне надеялся, что делает благое дело, тем более для пациента дервента, не самые хорошие слухи о котором разнеслись уже давным-давно по магическому миру, - почему дервент? - спокойно спрашивает тони, измеряя количество сока мурлокомля. ему искренне хотелось понять, почему старая подруга выбрала столь сложную работу, когда возможностей было куда больше.

[indent] Как странно меняется окружающий мир, когда фокус внимания сводится к одному человеку. Для Дэвида сейчас весь мир был лишь одной большой размытой массой разных цветов и их оттенков — он не отличал ни людей, ни предметов, ни звуков, ни запахов; окружающее пространство свелось лишь к фону, в центре которого четко и явно выделялась Рейна. Казалось, в ней ничего не изменилось — все та же красная куртка, небольшая морщинка между бровей от неприятных эмоций, пронзительный взгляд серых глаз, испепеляющих его в самое сердце. От этого взгляда до сих пор мурашки бегут по спине, но колдун отчаянно держит невозмутимую осанку, будто бы эта встреча ни сколько его не выбила из равновесия. Хотя на самом деле он уже давно чувствует себя словно летит в свободном падении.

[indent] Принимая предложение агентства, мужчина понимал, что этот момент возможен, можно сказать, закономерен — такая «случайна встреча» в каком-то смысле кинематографична и вполне сходит на некую иронию судьбы. Но чего Дэвид не ожидал, что это случится настолько быстро. Столько лет после их развода он представлял в мыслях их встречу, что скажет Рейне, как будет вести себя. Стоит ли говорить о том, насколько его фантазия и реальность оказались зеркально противоположны. Но даже так он был рад видеть бывшую жену — только сейчас, когда она так близка, он понял, насколько сильно по ней скучал. Признаваться в этом было до жуткого легко. Но так сложно перевести взгляд от нее, стоящей рядом.

[indent] — В кофейню меня действительно занесло случайно, — ответил Одли после того, как перестал смеяться от реплики бывшей жены про морщинки — ведьма не упускала ни малейшей возможности подколоть его, и в этом было какое-то обаяние. На мгновение в памяти всплыли их совместные сеансы, долгие часы терапии и разговоров, взаимной симпатии. Дэвид так и не понял, когда именно был тот момент, когда Рейна запала ему в душу так сильно. Произошло это не в одночасье, а постепенно, а главное — бесповоротно.

[indent] По привычке глуша где-то глубоко внутри чувство вины, Дэвид отпивает немного уже остывшего кофе. Он уже достаточно помучил себя угрызением совести, и пусть простить себя за содеянную глупость было нелегко, все-таки он сумел переступить через это и идти дальше. Хромая, порой сбавляя темп, падая, но все же идти вперед. Нет, новую жизнь он не начал — ему это и не было нужно — но перевернуть страницу у него все-таки получилось. Подтягиваясь за тонкие ниточки работы и друзей, он все же смог выползти из болота, в которое сам попал по глупости.

[indent] Упоминание Аннабель заставляет Дэвида напрячься. Он слишком сильно переживал тот факт, что его, пусть и не родная по крови, но все-таки дочь не общалась с ним все это время. Долгое время он пытался выйти с ней на связь, наладить контакт, но его звонки и сообщения оставались без ответа, а за многочисленные подарки не было сказано ни одного слова «спасибо». Это разбивало его сердце, заставляя утопать в угрызениях совести, потому что нельзя было сказать, что девушка не права. Вовсе нет, очень даже права. По-своему. Но это не отменяло того факта, что Одли всем сердцем хотел вернуть ее расположение.

[indent] — Рейна, ты больше, чем кто-либо знаешь, как сильно я люблю Аннабель. И не нужно делать ее рычагом давления сейчас, — в голосе Дэвида звучали металлические нотки, и он проводил взглядом Рейну, которая решила таки сесть рядом. Смотреть ей в глаза на одном уровне, а не снизу верх, было куда удобнее, — Агентство решило предложить мне должность штатного психотерапевта, и я согласился. Собственно, поэтому я и приехал сюда. Да, у меня были внутренние предположения, что мы можем столкнуться в Салеме — это не такой уж и большой город. И не буду скрывать тот факт, что я действительно хотел бы увидеться с Анной. Но наша возможная встреча зависит исключительно от ее желания, принуждать я никого не собираюсь, — Одли глубоко вздохнул и опустил взгляд на свои сплетенные на столе пальцы. Он не злился — может только немного на себя — но чувствовал себя эмоционально истощенным. Будто бы прошлое надвигалось на него сзади, и колдун ничего не мог с этим поделать.

[indent] — Как ты, Рейна? Ты давно не рассказывала, что у тебя нового. Как работа? Как дела у Аннабель? — Дэвид говорил спокойно и размеренно, даже можно сказать искренне. Он знал об успехах бывшей жены и дочери от их общих давних знакомых, но сейчас хотелось услышать об этом от нее. Казалось, впервые за долгое время ему захотелось просто поговорить с Рейной. Без злости, без взаимных упреков и повышенного тона. Ему хотелось, чтобы она посмотрела на него, как раньше — с теплотой, внутренним комфортом и уютом. Ему хотелось услышать от нее, что ведьма его простила, пусть даже Одли пока этого прощения не заслуживал. Как много ему хотелось. И как мало пока он мог получить.

Причал Скурмира в этот день, как прочем и во все остальные, особенно оживлен — десятки крупных военных и торговых кораблей аккуратно стоят у берегов небольшого городка, а сотни людей быстрыми, рванными движениями переносят коробки и мешки с провизией, громко обсуждают последние новости с материка и торгуются о цене очередного товара. Эйнару не нравится большое скопление людей, он чувствует себя крайне неуютно, окруженным незнакомцами, громко болтающих о своих проблемах. Но, тем не менее, он находится сейчас здесь, пытаясь вглядываться на ту сторону Медвежьей бухты. Туда, где находится его дом.

Уже несколько долгих и мучительных лет его ноги не ступали на родную северную землю, и Берггрен отчаянно пытается вспомнить те ощущения дома и уюта, еще некогда ему доступных. Даже воздух здесь в Скурмире, уже такой прохладный и неприятно режущий, кажется чем-то более близким сердцу, чем густые леса Медвежьего бора или темные воды Королевской гавани, в последнее время так изученными новоиспеченным стражем. Он всматривается в соседние берега — где-то там величественный Ольборг, скрытый темными скалами; а еще немного, буквально несколько дней пути, и уже будут видны многочисленные теплицы Силькеборга. Эйнар воспоминаниями ощущает восхитительный запах силькеборгских роз, немного приторно-сладковатый, но свежий от мороза и льда, коими окружены теплицы — эти запахи для него словно фантомные боли, заставляют раны в душе кровоточить чуточку больше.

Письмо от наставницы, лежащее во внутренней стороне теплого пальто, давит на грудь тяжестью обязательств в нем описанных. Страж ощущает, что надвигается что-то более особенное, чем то, с чем ему приходилось сталкиваться до этого — нечто страшнее и сильнее их всех. В самом Эйнаре никогда не было охотничьего инстинкта, он никогда не испытывал азарта от убийства темных душ. Существование в роли стража отняло у мужчины слишком много, если не сказать практически все — дом, семью, понятное стабильное будущее. Теперь он лишь странник, помогающий людям и выполняющий свою работу, и только.

— Чего стоишь, дай пройти, — тучный мужчина, от которого ярко пахло букетом из пота, рыбы и чего-то гнилого, резко толкает стража в сторону, волоча с собой огромные деревянные коробки привезенных из соседнего королевства товаров. Эйнар поглаживает место, так неудачно пострадавшего от столкновения с неприятным незнакомцем — еще буквально недавно свежая травма, сейчас уже затянувшаяся, но все же не до конца, вновь заныла тупой, тянущей болью. То столкновение с темной душой отныне навсегда останется шрамом на его теле, как напоминание об осторожности. И, как ни странно, напоминание, что чудеса в этом мире еще возможны.

Взглянув еще раз на берега Нордхейма, Берггрен медленно пошел вдоль причала, стараясь лишний раз увернуться от носящих туда-обратно товары моряков и торговцев. Морриган, благодаря многозначительному письму которой, остановилась в небольшом домике, что показалось стражу немного странным, но в целом объяснимым. Из всех приглашенных ею учеников Эйнар прибыл первым примерно с неделю назад — за это время она уже успела немного ввести молодого человека в курс происходящего. Признаться, море страж не сказать, что сильно любил — к любому морскому путешествию он морально готовится несколько дней, а первые часы нахождения на волнах даются его желудку крайне тяжко. Также стоит отметить, что и с русалками до сих пор он лично не встречался, оттого был немного взволнован описаниями наставницы. И все же это было задание. Крайне необычное, если верить Морриган.

Медленно, но верно Берггрен доходит до небольшого домика, выполненного из темного дерева. Входная дверь уже привычно скрипит, оповещая всех присутствующих об очередном госте в их доме. Зайдя вовнутрь, страж сталкивается еще с одной ученицей их общей наставницы — Сольвейг прибыла на несколько дней позже самого Эйнара, и ребята уже в целом сумели найти общий язык. Осталось теперь понять, как они вместе сработаются.

Не успел он сказать чего-то больше банальных приветствий, в дверь гулко застучали. Приятного вида мужчина, судя по всему моряк, прошел в комнату и сел рядом за стол. После обмена любезностями, Морриган представила присутствующих друг другу.

— Приятно познакомиться, — страж протянул ладонь для рукопожатия новому знакомому и приветливо улыбнулся, — Кажется, теперь все в сборе?

[indent] Корнелию до скрежета в зубах раздражала молчаливость ее навязанного братьями спутника, ее буквально выводили из себя его спокойствие и расчетливость в столь стрессовой для них обоих — как она рассчитывала — ситуации. Девушка, всегда полная ярких эмоций, проживающая каждый миг своей жизни через призму открытости и чувствительности, попросту не могла представить себе, каково это, держать каждую свою эмоцию в себе. Тебе смешно — смейся так громко, чтобы тебя слышали в соседнем графстве; тебе грустно — выплакивай глаза, пока те не раскраснеются от обиды; ты злишься — кричи, возмущайся, до хрипотцы в голосе. Только так молодая Мадьяр могла коммуницировать с этим миром. Но, видимо, только не Мордред Протеро.

[indent] Молодой человек дождался, пока леди Нетану закончит свою яркую, до боли эмоциональную речь и, скрестив на груди руки, уткнется в своего охранника и защитника осуждающим взглядом. В прочем, и взгляд ее также был проигнорирован, как и все сказанное до этого момента, включая упреки и откровенные оскорбления. Со стороны могло показаться, что Нел — избалованная, богатая девчонка, потерявшая свои драгоценные игрушки. И отчасти так оно и было, хотя в действительности украшения ее волновали куда меньше, чем она того показывала.

[indent] — Но мы уже проделали такой путь! Нельзя просто взять и повернуть назад! — Корнелия все еще говорила на чуть повышенных тонах, но все же сейчас ее речь и поведение уже начинали больше походить на нечто готовое к конструктивному диалогу. И действительно, сейчас для девушки было бы слишком обидно повернуть назад, когда большая часть пути уже пройдена. Казалось бы, еще чуть-чуть, и они могли бы добраться до Тогара. Только вот до него не было уже ни одного селения, где можно было хотя бы попросить еды и воды, немного одежды. Девушка это понимала, потому не так сильно рвалась спорить и настаивать на своей правоте, — Хотя, может ты и прав, — говорить вслух эти слова было так неестественно и глупо.

[indent]